Насколько сильно тренд на WOKE (англ. пробуждённый, проснувшийся. Это политический термин, происходящий из афроамериканского английского и обозначающий повышенное внимание к вопросам, касающимся социальной, расовой и половой справедливости) на Западе превращает любой кастинг на экранизацию чего-либо в абсурд? Что будет дальше: полный пересмотр классики или смиренное принятие новой культуры?
В любых интерпретациях исторических произведений, подлинность всегда боролась за первое место с художественным видением режиссёров, что создавало, создаёт и будет создавать определённое напряжение между правдой и искусством. В наше время, этот непростой и извечный вопрос теперь дополняется ещё более непростой современной политикой, которая вторит моде. А мода, в свою очередь, сегодня фиксируется на составлении картины “разнообразия”, что может с лёгкостью ввести зрителя в заблуждение, или даже создать настоящий абсурд.
Вопрос исторической точности в воспроизведении эпохи уже не один год создаёт шумиху в современном искусстве — от компьютерных игр до художественного кино и сериалов. Стремление к точности и подлинности почти всегда противоречит политической корректности, так, например, всемирно известный телевизионный ситком «Друзья» запоздало подвергся критике за то, что в нём изображался “ненастоящий” Манхэттен 1990-х годов. В демонстрируемой в ситкоме части Нью-Йорка практически не было чернокожих (конечно, это скорее исторический факт, поскольку, согласно открытым источникам, при населении в 1,5 миллиона человек, в этом округе Нью-Йорка в 90-х проживало менее 250,000 афроамериканцев, то есть, всего около 15%). Это всё же вызвало негодование у части современной общественности, которая выступила с критикой, постфактум заключив, что у актёров всех национальностей должны были быть шансы на участие в съёмках этого ситкома.
Теперь же в центре внимания оказывается вышедшая в марте этого года телевизионная адаптация романа Амора Таулза «Джентльмен в Москве», в котором изображается Россия 1920-х годов, но с одним маленьким нюансом — она полна чернокожих персонажей. Тем временем, действующие лица сериала обладают полным “этническим дальтонизмом”, что безусловно, не имеет никакого отношения даже к сегодняшней России, не говоря уже о начале прошлого века.
В центре сюжета — дворянин Александр Ростов, который по собственной недальновидности возвращается из парижского изгнания на свою уже новую коммунистическую родину, где его арестовывают, чтобы он предстал перед большевистским судом. Ростов, которого играет Эван МакГрегор, избегает казни благодаря вмешательству друга детства, ставшего высокопоставленным коммунистическим чиновником. Это Мишка, которого играет британский актёр нигерийского происхождения, Фехинди Балогун.
Уникальный сюжетный ход заключается в том, что в качестве наказания Ростов должен провести долгие годы взаперти в отеле «Метрополь». Там он проводит десятилетия, живя в маленькой комнате на чердаке. По ходу повествования, у него налаживается личная жизнь и он даже устраивается официантом, и никогда не испытывает недостатка ни в чём, в особенности в бренди, за стаканом которого он время от времени встречается в баре Метрополя с Мишкой.
Тем временем, за стенами Метрополя усугубляется экономическое положение, коммунистическая страна прозябает в нищете, пока сам отель поддерживается в великолепном состоянии, чтобы обманывать туристов и обслуживать номенклатуру, демонстрируемую как бесстыдная и лицемерная коммунистическая элита. Таким образом, Метрополь становится для Ростова чем-то вроде золотой клетки. У персонажа всё идёт своим чередом: завязывается роман с известной (белой) актрисой, которая тем временем притворяется, что у неё роман с (чёрным и гомосексуальным) министром культуры.
Знатоки российской истории на Западе постоянно приводят в качестве весомого аргумента очевидный для отечественного читателя (или зрителя) факт: как и в современной России, в эпоху, которая показана в сериале, отсутствовало хоть сколько-то заметное чёрное меньшинство. Более того, ни один высокопоставленный чиновник не мог быть чёрным. Что же касается сериала, в нём демонстрируется и чернокожий персонал, который, по логике режиссёра и продюсеров, считался бы в СССР чем-то обыденным.
По мнению зрителей, «Джентльмен» должен рассматриваться как перевёрнутая версия «Друзей», но и у этой позиции есть свои проблемы. Дело в том, что при такой интерпретации, выбор, сделанный продюсерами, ещё больше идёт вразрез с другим имеющимся в поп-культуре прецедентом по полной замене актёрского состава на “политкорректный”. Речь идёт о недавнем американском мюзикле «Гамильтон», где все действующие лица представлены актёрами смешанного происхождения. В этом случае речь идёт о чётком и смелом художественном заявлении, в котором Лин-Мануэль Миранда стремился переосмыслить историю Америки через призму современности, представив чернокожих актёров и метисов в качестве отцов-основателей и других исторических деятелей, что создало мост между прошлым и настоящим и выглядело как открытое переосмысление истории. Нечто подобное можно сказать и о переосмыслении образа Великобритании в «Бриджертоне».
В «Джентльмене» же это выглядит скорее как небрежная попытка заигрывания с модой. При этом, у продюсеров и режиссёров получилось скорее исказить очевидную историческую данность — СССР, при его многонациональности, всё же был довольно расистским государством. Эта бессмысленная и неумелая попытка подыграть WOKE-движению вызвала оживлённые дискуссии у публики, многие нелестно отозвались об этом движении в целом, сказав, что большинство шоу стало попросту невозможно смотреть из-за курса на политкорректность.
Естественно, мнения масс никогда не бывают однородными — есть немало зрителей, которым этот сериал понравился. В качестве ответной реакции на критику они, прежде всего, указывают на то, что все персонажи говорят по-английски, хотя если проводить аналогии с реальностью, они говорили бы по-русски. Персонажа Ростова играет Эван МакГрегор, который не русский и не аристократ, но он, по крайней мере, белый, что обеспечивает определенную степень этнической уместности. Далее, внимание предлагается обратить на говор у шотландского актера, он говорит с явным оксбриджским акцентом, что позволяет англоговорящим зрителям сделать вывод о его высоком социальном статусе (как если бы оригинальный герой изъяснялся на литературном русском). В то же время, более скромные персонажи говорят с южно-лондонским акцентом, как и делали бы люди в обслуживающем персонале. Авраам, возможно еврейский пчеловод, живущий на крыше, говорит с ирландским акцентом, который скорее всего, должен указывать на особенно низкий социальный статус, а американская актриса Мэри Элизабет Уинстед выражается на эталонном британском акценте английского, что должно передать и сделать понятнее для зрителя её образ русской старлетки.
То есть, с точки зрения языка, продюсеры, скорее всего, решили сделать ставку на акценты героев, которые бы наиболее отчётливо указывали на классовые различия между ними, а вся визуальная искусственность отошла бы на второй план. Более того, в кино и на телевидении существует давняя традиция подбора актеров вне их этнической принадлежности, национальности или даже пола.
Например, в «Крёстном отце» еврей Джеймс Каан сыграл Сонни Корлеоне, итало-американского гангстера, но это почти не вызвало возражений, а совсем недавно нееврейка британка Хелен Миррен сыграла Голду Меир (одну из основательниц Израиля, которая в реальной жизни говорила с американским акцентом). Во втором случае, хотя и были некоторые недовольства, их в основном игнорировали и даже высмеивали. Вдобавок, кинематограф подарил нам Чарлтона Хестона в роли Моисея и Элизабет Тейлор в роли Клеопатры, а также множество белокурых Иисусов, конечно, всё это далеко от подбора актёров, основанного на этнической подлинности.
Может быть, единственная этническая неправильность, которая нас волнует, — это та, которая, по-видимому, связана с расой и, в частности, с актерами африканского происхождения?
Наверное, центральным в каждом художественном произведении, должно быть стремление аутентично передать суть и характер персонажа, нежели его внешний вид, а это выходит за рамки расы или национальной идентичности. Моисей Хестона должен был воплощать библейский архетип флегматичности, лидерства и веры. Клеопатра Тейлора олицетворяла притягательную силу, во многом верную образу этой исторической личности. Если смотреть через эту призму, то и британский актёр нигерийского происхождения Балогун становится замечательным кандидатом на роль Мишки.
Также следует сделать исключение в случае сатирической альтернативной истории. Это тот жанр, который сейчас переживает настоящий подъём благодаря стриминговым платформам типа Кинопоиск и Нетфликс. Так, в фильме «Великая», действие которого происходит в царской России, мы видим, что дворянина Аркадия играет чернокожий актёр, а одного из сообщников Екатерины, граф Григорий Орлов был изображён актёром-пенджабцем. Вдобавок, в фильме сыграла и американка Элль Фаннинг, которая имитировала британский акцент, чтобы сыграть российскую императрицу немецкого происхождения. То есть, есть произведения, которые по изначальному замыслу должны быть немного сумасшедшими, не более того.
Является ли утверждение на роль Мишки чернокожего актёра, или образ чернокожего коммунистического чиновника в Советской России 1920-х-30-х годов неуклюжей попыткой вставить разнообразие туда, где ему не место? Или же эта акция является смелой рекламой этнического дальтонизма? В конце концов, решительный ответ на эти вопросы нам даст рынок. Если зрители посчитают, что такой выбор актеров не соответствует действительности или навязывает модную повестку на политическую корректность, то мы увидим это по разгромной критике в последующие годы. С другой стороны, может возникнуть и противоположная ситуация, в которой зрители в конечном итоге посчитают, что афро-русский Ленин — это забавно и это когда-то тоже станет нормой наравне с образом белокурого Иисуса.
В заключение хочется привести цитату нашего соотечественника — Николая Рериха о сути искусства: “Великое искусство ведет нас к осознанию подлинных ценностей жизни. По невежеству своему люди думают, что, умножая материальные блага, мы тем самым становимся лучше и решаем все неотложные проблемы. […] Искусство, лишенное искры высшего, может быть декоративным, иллюстративным, но в нём будет отсутствовать качество вдохновения, способность трогать души и переживать века.”